Карантин

Из книги Шьямасундара даса "В погоне за носорогами вместе со Свами, ч.2" (Syamasundar das, "Chasing Rhinos with the Swami, part 2")

После долгого ночного перелёта рейс Восточноафриканских авиалиний из Найроби приземлился в Бомбее. Мы вышли на взлётку аэропорта Санта Круза ранним утром 20 октября 1971 года. Откуда-то из терминала доносился громкий киртан примерно сотни Бомбейских преданных. Наша групка, состоящая из Прабхупады, Аравинды, Бхавананды, Нара-Нараяны и меня, направилась к таможне. Прошло четыре месяца с тех пор, как мы отбыли из Бомбея в Москву, и мы были счастливы вернуться на землю матери Индии. Длинная очередь выстроилась перед стойкой инспектора здравоохранения. Требовалось, чтобы каждый пассажир предоставил свою жёлтую книжечку. Когда подошёл наш черед, служащий обратился ко мне:
— Сертификаты от жёлтой лихорадки, пожалуйста.
— Э... В Найроби нам ничего об этом не сказали,— пробормотал я.
— У вас должен быть действующий сертификат, чтобы пройти.
— Но это Бхактиведанта Свами — вы можете слышать, что жители Бомбея снаружи ждут его.
— Даже если Индира Ганди придёт сюда без сертификата, её не пустят.
— Что же нам делать?
— Либо садитесь на рейс назад в Найроби, либо можете отправится в наш карантинный пункт на шесть дней.
— Но в мире не было никаких случаев жёлтой лихорадки уже годы,— запротестовал я.
— Вот закон,— он передал мне листик бумаги, который я показал Прабхупаде.
В полном замешательстве я посмотрел на Шрилу Прабхупаду в ожидании его заслуженного гнева. Но он спокойно сказал служащему:
— Мы остановимся в вашем заведении.
Прабхупада почуствовал моё полное отчаяние от такого провала и сказал мне мягко:
— Нам всё равно нужно это время, чтобы отдохнуть. Кришна так устроил.
Такова милость духовного учителя.

Я попросил служащего передать преданным на улице, что произошло. А нас пятерых повезли на автобусе в огороженный одноэтажный цементный бунгало с жестяной крышей недалеко от терминала. Строение было опечатно комаронепробиваемыми экранами и разделено на шесть комнат. Прабхупада занял переднюю комнату с окном, а Аравинда, Бхавананда, Нара-Нараяна и я распределились по кубиклам дальше по корридору. Наша тюрьма на следующие шесть дней. ОК, глубокий вдох. Пандал в Калькутте начинается 28-го октября, мы выберемся отсюда 26-го октября и сможем успеть. Но все программы в Бомбее придётся отменить.

Нам нельзя покидать это место, но разрешены несколько посетителей в течение двух часов в день. Им нужно пройти через изоляционную камеру и опрыскивание инсектицидом, а также дизенфицирующую ванну для ног. Мадхудвиша, Риши-кумар и Сада-дживат-лал, а также неколько других Бомбейских преданных и доброжелателей приходили проведать нас. Так что Прабхупада смог войти в курс местных дел. Прасад присылали каждый день примерно в полдень, а по вечерам Аравинда готовил для нас с помощью трехуровневой кастрюли Прабхупады над однокомфорочной керосиновой горелке.

Большую часть дня и ночи мы были одни с Прабхупадой. Он проводил время за переводами и разбором корреспонденции. Не считая периодически пролетавших низко самолётов, тут было тихо и умиротворённо. Кроме своего переводческого труда, ответа на некоторые письма и наших сессий по книге о философии, у Прабхупады особо не было других занятий. Большую часть дня и до поздней ночи я сидел в его комнате сам или с одним-двумя другими преданными, разговаривая обо всём на свете, исследуя с Прабхупадой далёкие и разнообразные сферы мысли и воображения. Здесь, в карантинном заточении, мы рассуждали о Кришне, космосе, неминуемой войне в Пакистане и разных людях, которых знали. Мы не говорили много о прошлом, а больше о том, что готовит нам будущее. Я даже объяснил Прабхупаде премудрость американского бейсбола, показав ему, как держать и подавать мяч. Пускай Прабхупада и был из другой страны, но его друзья были молоды, и мы по-немногу изучали язык друг друга. Его зрелый подход к духовной сфере и наш молодой опыт материи сливались в совершенной гармонии. Я никогда не чувствовал себя так комфортно в чьей бы то ни было компании. Не то, чтобы я начал фамильярно к нему относится — нет. Это было частью идеальной подачи: Прабхупада удивлял меня на каждом шагу, нарушал мой баланс, подлавливал малейшее моё движение вправо или влево, чтобы сразу кинуть неберующуюся быструю подачу. Думаю, я также его удивлял, задавая внезапно неожиданные вопросы или затрагивая тему, которая напрягала его воображение и помогала ему отточить способы донесения каких-то идей. Мне ничего другого даже не приходило в голову, кроме того, чтобы быть подле Прабхупады, осуществляя любое его желание. Эти ежедневные разговоры с Прабхупадой, часто один на один, стали смыслом моей жизни, и больше чем когда-либо ничто не казалось невозможным.

Мы обнаружили, что большая часть философсикх сессий, записанных в Найроби, пропали. Аравинда не мог найти их в своём багаже. Это был серьезный удар. Я затранскрибировал восьмерых греков и ранних схоластов. Также мне удалось найти пленки Лейница, Хума, Канта и половину Фитча, но около двадцати двух часов дискуссий, покрывающих пятнадцать западных философов, исчезли. Я тут же попросил кого-то позвонить Брахмананде, и он также посмотрел везде, где мы останавливались в Найроби, но не смог ничего найти. Мыслители Ренессанса, Декарт, Паскаль, Британские эмпирики, немецкие тяжеловесы, такие как Гегель и Ницше — пропали. Дарвин — пропал. Но поскольку мы только закончили Дарвина, то решили продолжить с эволюционистами, в надежде что пропавшие плёнки в конце концов найдутся. Если же нет, то Прабхупада сказал, что мы переделаем их позднее.

Из-за стен нашей тюрьмы в Бомбейском аэропорту мы исследовали философию XIX века, которая утверждала, что человечество произошло от обезьян.
Шьямасундара: первый из них, Томас Хаксли, утверждает, что человек может взять природу в свои руки и сам формировать свою эволюцию.
Прабхупада: это бессмыслица.
Шьямасундара: Генри Бёртсон думает, что нечто, что он называет живой силой, направляет всех, создавая таким образом собственную эволюцию. Мы должны просто плыть в этом потоке, и жизненная сила создаст наше будущее. Он использует аналогию сезонов: если просто поместить себя в тот или иной сезон, то это приведет нас к чему-то. Например, к весне.
Прабхупада: Хорошо. Но мы не можем сравнивать, эта аналогия ошибочна. Сезоны — это материя, материальные изменения, а эволюция — это не материя. Есть душа, которая эволюционирует. И у нее есть независимость. У живого существа есть право принимать или отвергать. Если оно принимает, то прогрессирует по пути и приходит к цели. Но если отвергает, то не сможет достичь цели. Это зависит всецело от него.
Шьямасундара: Сэмюэль Александр является философом т.н. "зарождающейся эволюции". Он говорит, что ум конструирует свой собственный мир. Его идея в том, что в будущем человеческая раса благодаря улучшению ментального здоровья будет заменена расой сверхсознательных существ на земле.
Прабхупада: люди думают, что естественным образом они будут продвинуты. Что раз они достигли статуса человека, то уже не смогут деградировать. Но если можно идти вверх, то можно и вниз. Богач может обеднеть снова. Эти эволюционисты думают, что всё идёт только вверх, прогрессирует. У них не хватает даже здравого смысла, чтобы оглянуться вокруг.

Помимо того, что мы потеряли все эти бобины записей, в один прекрасный день сломался и наш магнитофон. Я отправил его в Бомбей с Мадхудвишей для почнки, но он вернулся с плохими новостями: нужных запчастей не было в Индии. А учитывая то, как о много говорил Прабхупада, я хотел записать как можно больше всего. Лекции, беседы, прогулки. Казалось, что Прабхупада говорил восемнадцать часов в день и еще две ночью, когда переводил. Я прожигал плёнки с рекордной коростью, и когда наш основной магнитофон сломался, мне пришлось взять небольшой японский кассетник. Но даже кассеты было трудно найти в Индии. И они стоили более 4$ за штуку. Бомбейские преданные нашли некоторое количество кассет для меня, но учитывая 1-2 часа на каждую запись, я расходывал их очень быстро.

Карантин, потерянные записи, поломанный магнитофон — казалось, ничто не способно смутить Прабхупаду. Он рассказал историю, как в 1948, после многих лет упорного труда, его двухсотстраничная рукопись Бхагавад Гиты была выкрадена из его дома в Калькутте, и как он просто сел и начал всё сначала.

Прабхупада излучал пульсирующую витальность, азарт и приключения. В то же время, его окружала непостижимая атмосфера мягкости. Её можно было ощутить, подойдя на метр или пол к его физическому телу. Там было мягче и прохладнее, как на подушке. Вы как будто входили в кондиционированную комнату, вокруг его тела царило гало полной безмятежности и спокойствия. Еще одно качество осознавшего себя чистого преданного — это тишина. Иногда Прабхупада, я клянусь, говорил со мною, не раскрывая рта. Он поднимал глаза и просто смотрел на меня, а я уже слышал весь разговор в уме. Иногда это происходило, когда я сочинял его письма. У меня всегда было чувство, что что-то водит моей рукой. Я слышал, как его слова звенят у меня в ушах. Я писал с закрытыми глазами, не слишком задумываясь, какие клавиши нажать на печатной машинке, даже какие слова сказать. И всё выходило как надо.

После четырёх дней карантина, 24 октября, незадолго до рассвета, я услышал звон колокольчика Прабхупады. Я вбежал к нему в комнату, и он сказал:
— У меня есть этот сертификат от жёлтой лихорадки. Он в моей комнате в Калькутте, в шкафу на третьей полке снизу, среди бумаг. Ты звони Джаяпатаке, у него есть ключ. Скажи ему, чтобы привёз его мне сюда в Бомбей.
Так что вечером Джаяпатака прибыл с жёлтой книжечкокй Прабхупады, и на следующий день, 25 октября Прабхупада отправился в Калькутту, за день до того, как его слуги могли выйти из навязанного им заточения.

На этот случай можно смотреть по-разному. Но я думаю, что Прабхупада всё время знал, что у него есть сертификат. Однако он хотел передохнуть перед месяцами интенсивных проповеднеческих программ в Индии. Прабхупада был безупречен, он не делал ошибок. Можно сказать: "Ну, он забыл" или "о, он совершил ошибку". Но если присмотреться повнимательнее, это была не ошибка, а еще один эпизод его лилы, его непостиживых игр с нами.